Ритуал охоты за головами начал постепенно отмирать лишь в конце XIX века, хотя отдельные случаи рецидива фиксировались вплоть до 50-х годов XX столетия.
«Остров Борнео – один из величайших в мире. Малайцы зовут его Тана (земля) или Поло (остров) Каламантан (ныне Калимантан)…
В этнографическом отношении Борнео чрезвычайно интересен потому, что его обитатели, известные под общим именем даяков, отличаются существенными особенностями. Их разделяют на горных даяков, людей вообще миролюбивых, обитающих во внутренности острова, и морских даяков, заселяющих морские берега и низовья рек.Морские даяки весьма воинственны.

Некоторые войны продолжаются уже в течение многих десятков лет и имеют совершенно особые основания: воюющие племена стремятся установить одинаковость числа голов, отсеченных на одной и на другой стороне. Ужасный обычай срезывания голов заслуживает особенного внимания, потому что он свойствен только даякам.

Обычай этот, без сомнения, очень древнего происхождения. По старинным описаниям путешествий известно, что даяки в северном Борнео приносили в жертву богам человеческую голову. Даяки, которых спрашивают о происхождении этого обычая, говорят, что он перешел к ним от отцов. В деревнях раздаются громкие крики радости всякий раз, когда возвращаются сюда с добычею, т.е. с человеческими головами.Разбойники кричат уже издали. Тогда мужчины, женщины и дети спешат навстречу возвращающимся и отвечают им так же криками. Головы, рачительно завернутые в листья пальмы, выносят на берег с торжеством. У морских даяков голова не составляет собственности деревни, как у горных, а принадлежит тому, кто ее добыл. Тем не менее честь племени увеличивается от доставления трофеев в деревню. Витязь вынимает мозг через затылочное отверстие, сушит добычу на огне и рачительно сохраняет ее. В некоторых домах копченые человеческие головы лежат корзинами, и их обилием гордится семейство. Сушеные головы сын наследует от отца и считает их драгоценным достоянием». Российский журнал «Вокруг света» в статье «Даяки на Борнео» живописал ужасы «кровавого спорта дикарей» – охоту за головами. Следует отметить, что этот обряд никоим образом не являлся монополией даяков и в прошлом был широко распространен среди народов Старого (племена аборигенов острова Тайвань) и Нового Света (племя хиваро в Эквадоре). В самой Индонезии охота за головами была хорошо знакома жителям островов Суматры, Калимантана и Сулавеси (Целебс), однако наиболее громкую славу самых яростных охотников снискали ибаны (или морские даяки) Северного Калимантана.
Исследования первой половины XX века позволили по-иному осветить этот обряд, отражающий в себе механизм регулирования отношений человека с природой и символиэировавший борьбу двух антагонистических начал, верхнего и нижнего миров, а также постоянную смену и чередование жизни и смерти. В числе многочисленных причин, обусловивших популярность практики добывания головы врага у ибанов, важнейшее место занимало представление о голове как об особенно богатом источнике жизненней силы, которая способствует плодородию полей и плодовитости женщин, изобилию дичи и рыбы, т.е. обеспечивает благополучие и процветание всей общины. Поэтому успешное возвращение мужчин с трофеями превращалось в самый грандиозный из всех ритуалов, символизирующий кульминационный момент единения космоса и общины, с танцами, театрализованными представлениями и диалогическими песнопениями. Назывался он «гавай бурунг» (праздник птиц) и был посвящен верховному божеству и предку ибанов, вещей птице Сингаланг Бурунг, являвшейся по совместительству еще и небесным покровителем охотников за головами.

Добывший голову мужчина доказывал свою храбрость и мужские достоинства, повышал свой социальный престиж, особенно в глазах женской части населения. Подчас требование добыть голову врага исходило именно от женщины и побуждало ее мужа или возлюбленного принять участие в рискованном военном походе. Непременным условием вступления в брак молодого человека из племени ибанов было преподнесение в дар будущей супруге головы убитого врага. Отправлявшийся в военный поход даяк выглядел весьма живописно. Из одежды на нем была набедренная повязка и головной платок, реже – жакет. Из средств личной защиты иногда использовался щит. Тело бывалого воина от горла до пяток украшала сложноструктурированная татуировка, представляющая собой символические изображения древа мира, крыльев птицы-носорога, листьев пальмы, драконов и множества других фигур, которые должны были защищать владельца от злых духов и коллег-конкурентов из другого племени. Помимо магического значения, татуировка выполняла и вполне прагматичную роль перманентного джунглевого камуфляжа. Успехи в охоте за головами отражались в особых антропоморфных фигурах, татуированных на пальцах и тыльной стороне кистей. Наносить себе такие изображения имел право только удачливый воин или вождь.

Основным оружием воина-даяка являлся меч мандау (дуку), или, как его называют малайцы, паранг ихланг, который в ограниченных количествах производят и сегодня. Он дожил до наших дней во многом благодаря тому, что совмещал в себе как функции оружия, так и достоинства тяжелого джунглевого ножа-мачете. Меч носился в ножнах на плетеном ремне лезвийной частью вверх либо через плечо, под локтем, либо на бедре. При значительном разнообразии форм, обусловленных принадлежностью к различным племенным традициям, можно выделить основные особенности этого инструмента. Клинок мандау однолезвийный, слабоизогнутый и расширяющийся от рукояти к острию, длиной до полуметра и толщиной до 5 мм. Ярко выраженный скос обуха и его форма сильно напоминают клинок тяжелого Тиморского джунглевого тесака клеванга и меча народности моро кампилана, с которыми даяки имели тесные торговые связи. Как правило, мандау имел одностороннюю «стамесочную» заточку со стороны рабочей руки владельца. Реже клинок имел симметричную «сабельную» заточку, наличие которой большинством исследователей рассматривается как поздняя адаптация клинка к ведению боевых действий в ущерб его «хозяйственно-бытовой» направленности. Противоположная спуску сторона выполнялась слабовогнутой для исключения поводок при закалке и придания клинку большей жесткости. Часто клинок имел двухслойную конструкцию, состоящую из твердого лезвийного слоя и прочной обкладки. Известны мандау, имеющие обкладки из дамасской стали. И обух, и его скос украшались сложным вырубным и прорезным орнаментом, а сам клинок – гравировкой и сквозной пластинчатой инкрустацией деталями из бронзы.
Наиболее древние и ценные клинки украшены причудливой инкрустацией из драгоценных металлов. Мотивы были самыми разнообразными – извилистые узоры, растительные орнаменты, животные, птицы и мифические существа. Наряду с несомненными художественными достоинствами декор нес магическую и смысловую нагрузку, исполняя роль талисмана и оберега. Плоская сторона клинка, как правило, не украшалась. На хвостовик посредством смолы растений-каучуконосов насаживается рукоять Г-обраэной формы.
Она дополнительно упрочнялась оковкой и обмоткой из ратанга, витой проволоки или прядей волос. Материал рукояти, как правило, – древесина местной разновидности железного дерева юлин. Однако часто использовались и более экзотические для Калимантана сорта, специально завозимые с других островов наряду с бронзой для украшения клинков: при изготовлении оружия средств не жалели. Часто головку рукояти покрывали искусно выполненным резным орнаментом, представляющим собой сложный растительный узор, или изображением гротескных лиц-масок. Реже рукоять выполнялась из кости, так же щедро украшенной резьбой. К головке рукояти сквозь специально проделанные отверстия крепились несколько длинных прядей волос человека или козла. Общая длина мандау с рукоятью достигает 65 -70 см.

Ножны также изготавливали из дерева юлин, реже из кожи. Они представляли собой две половинки, скрепленные между собой декоративно сплетенными волокнами ратанга или пальмы, и снабжались плетеным из растительных волокон ремнем. Устью придавалась особая форма, позволявшая вставлять и надежно фиксировать расширяющийся к острию клинок. Ножны украшались резным растительным орнаментом и иногда окрашивались в неяркие цвета, а также снабжались кусками шкуры козла или иного длинношерстного животного. Иногда шкурой обшивалась вся сторона, прилегающая к телу, для снижения демаскирующего шума при скрытном передвижении на местности. Часто ножны имели дополнительный карман для небольшого вспомогательного ножика инланг,или пису payт, фермой клинка удаленно напоминавший современный сапожный «косячок», с односторонней заточкой и длинной рукоятью, также украшенной резьбой. Он использовался для хозяйственных нужд, а также при подготовке головы-трофея к консервации. Часто ножны дополнительно украшали амулетом – нитками бисера и створкой раковины улитки или частью самой раковины, надеваемой на ремень. А вот изобилие талисманов в виде резных фигурок, зубов животных и т.д. свидетельствует о том, что мандау рассчитан на не очень сведущих коллекционеров и туристов.

Особенности конструкции этого инструмента во многом определяются специфическими природно-климатическим условиями этого региона с экваториальным климатом, густой речной сетью и мангровой растительностью вдоль морских берегов. Более трех четвертей территории покрыто лесами, на равнинах и в предгорьях преобладают высокоствольные, многоярусные влажные тропические леса из пальм, бамбуков, панданусов, многоствольных фикусов. Будучи в первую очередь джунглевым ножом, мандау сбалансирован прежде всего для рубящих ударов. Центр тяжести максимально смещен к острию за счет сужающегося к рукояти клинка. Его асимметричный профиль повышал безопасность работы инструментом за счет плавного увода клинка при рубящих ударах по травянистой растительности в сторону спуска.
Г-образная рукоять позволяла руке хорошо контролировать движение клинка, разрубающего преграду, а ее оплетка обеспечивала надежное удержание инструмента. «Стамесочный» профиль предоставлял ряд серьезных преимуществ при деревообработке -основном конструкционном материале острова. Кроме того, такой профиль клинка и достаточно простая форма лезвийной части обеспечивали удобство и быстроту восстановления его остроты. Это особенно важно при работе по кустарниковой и травянистой растительности. Сторона со спуском сравнительно просто и быстро вытачивалась на любом более-менее плоском камне, а образовавшийся с противоположной гладкой стороны клинка заусенец легко убирался куском местного железного дерева.

Именно эти достоинства асимметричного профиля обеспечили ему широчайшую популярность на разнообразных национальных формах джунглевых ножей, боло и мачете народностей Юго-Восточной Азии. Его удобство оценила и армия США, которая в начале XX века снабжала свои части, дислоцированные в этом регионе,разнообразными боло со сходной заточкой.

Изготовление мандау производилось вплоть до середины 50-х годов XX века группой специализированных мастеров. В то время как искусные резчики по дереву и кости занимались прибором и ножнами, изготовление лучших клинков было сконцентрировано на юге Калимантана вблизи местечек Нагара и Марабахан. Местные источники железных руд и стремительные горные ручьи, в которых закалялись клинки, придавали им отменные прочностные свойства. Один из путешественников описал несчастный случай на реке, когда для спасения жизни даяк одним ударом своего мандау перерубил натянутый стальной трос. Отдельная группа мастеров занималась нанесением гравировок и инкрустацией клинков. Так же как и самому оружию, процессу производства стали для него предписывались магические проявления. Труд кузнецов и оружейников был обставлен сложными магическими ритуалами и церемониями. От греха подальше их выселяли в отдельные дома, где они жили особым производственным сообществом с собственными духами-покровителями, амулетами и верованиями, защищавшими их от вредоносных сил.

Вследствие серьезных социальных изменений и по причине окончательного прекращения практики охоты за головами изготовление качественных мандау на Калимантане сошло на нет к середине XX века. Их место заняли сельскохозяйственные тесаки паранги местного кустарного производства, а также продукция небольших местных заводов, производящих традиционные джунглевые ножи боло и мачете. Небольшое количество мандау продолжает производиться для нужд туристов в исторических центрах прикладного искусства, но качество этих клинков достаточно скромное, а максимум внимания уделяется отделке прибора и ножен. Кроме того, серьезную конкуренцию местному производству мандау до недавнего времени составляла продукция папуасов из провинции Ириан Джайя, сделанная по ее образу и подобию.

Интерес современного мира коллекционеров к мандау достаточно высок, и цены на аутентичные клинки варьируются от нескольких сотен до нескольких тысяч долларов США. При этом сами даяки отнюдь не стремятся срочно обменять оружие дедов и прадедов на приятно шелестящие купюры. Хотя многие потомки охотников за головами давно не живут общинными домами, не используют подсечно-огневое земледелие и не подрабатывают на досуге пиратством, но старые мандау занимают в доме почетное место в качестве фамильных реликвий. Некоторые столь же бережно хранят и головы, доставшиеся в наследство, но уже подальше от чужих нескромных взоров. К концу XX века «охотниками за головами» все чаще стали называть не даяков, а рекрутские агентства, занятые поиском и переманиванием высококвалифицированных работников. Вновь об этом жутковатом обычае мир вспомнил лишь в конце XX века, когда по Западному и Центральному Калимантану в 1997 и 1999 годах пронеслись волны кровавых этнических зачисток. Их спровоцировала неудачная попытка индонезийского правительства разрешить демографические проблемы перенаселенных островов Мадуры и Явы путем переселения части их жителей на Калимантан. Падение уровня жизни коренного населения вызвало резкий всплеск национализма и насилия, жертвами которого стали переселенцы. Сообщения мировых информационных агентств изобиловали подробностями о сотнях обезглавленных тел, возродившейся охоте за головами, ведущейся вооруженными ножами и мачете молодежными бандами, ритуальном каннибализме и массовом бегстве поселенцев, несмотря на введение в «горячие точки» острова правительственных войск.
Кадрами из фильма ужасов выглядели документальные съемки одной из комнат заброшенного отеля, являвшегося штабом экстремистов, в котором головы жертв хранились в мешках, сваленных в кучу, и молодых даяков, играющих в футбол отрезанной головой. Один из лидеров национального движения откровенничал перед журналистами: «Это просто удивительно. Не было никакого обучения охоте за головами или организованных тренировок. Молодежь только слышала о насилии прошлых лет. Это было нечто вроде историй об американских ковбоях». Идеолог даякского национализма профессор Онен Юсоп из университета города Палангкарайя, просто заявил об охоте за головами: «А она никогда и не исчезала. Это одна из частей того, чем являются даяки». Тем не менее большинство антропологов сходятся во мнении, что былой ритуал и с трудом погашенный конфликт не имеют между собой ничего общего. Как было уже не раз в мировой истории, под маской былых обычаев и полузабытых традиций таится вполне современный национальный экстремизм в своих крайних проявлениях.